Роман впервые издан в Берлине в 1928 г.
Почему может быть признан виновным
историк, верно следующий мельчайшим
подробностям рассказа, находящегося
в его распоряжении? Его ли вина, если
действующие лица, соблазненные страс-
тями, которых он не разделяет, к
несчастью для него совершают действия
глубоко безнравственные.
( Стендаль)
Вы очень наблюдательны, Гла-
фира Васильевна. Это все очень верно,
но не сами ли вы говорили, что, чтобы
угодить на общий вкус, надо себя „бе-
зобразить“. Согласитесь, это очень
большая жертва, для которой нужно
своего рода геройство.
( Лесков)
* 1918 *
1
-Очень хорошо, что вы являетесь ко мне с цветами. Все мужчины, высуня
язык, бегают по Сухаревке и закупают муку и пшено. Своим возлюбленным они
тоже тащат муку и пшено. Под кроватями из карельской березы, как трупы,
лежат мешки.
Она поставила астры в вазу. Ваза серебристая, высокая, формы — женской
руки с обрубленной кистью.
Под окнами проехала тяжелая грузовая машина. Сосредоточенные солдаты
перевозили каких-то людей, похожих на поломанную старую дачную мебель.
-Знаете, Ольга…
Я коснулся ее пальцев.
-…после нашего „социалистического“ переворота я пришел к выводу,
что русский народ не окончательно лишен юмора.
Ольга подошла к округлому зеркалу в кружевах позолоченной рамы.
– А как вы думаете, Владимир…
Она взглянула в зеркало.
– …может случиться, что в Москве нельзя будет достать французской
краски для губ?
Она взяла со столика золотой герленовский карандашик:
– Как же тогда жить?
2
После четырехдневной забастовки собрание рабочих тульского
оружейно-патронного завода постановило:
„…по первому призывному гудку выйти на работу, т.к. забастовка могла
быть объявленной только в силу временного помешательства рабочих, страдающих
от общей хозяйственной разрухи“.
3
Чехословаки взяли Самару.
4
В Петербурге хоронили Володарского. За гробом под проливным дождем шло
больше двухсот тысяч человек.
5
ВЧК сделала тщательный обыск в кофейной французского кражданина
Лефенберга по Столешникову переулку, дом 8, и в кофейной словака Цумбурга
тоже по Столешникову переулку, дом 6. Обнаружены пирожные и около 30 фунтов
меда.
6
Вооруженный тряпкой времен Гомера, я стою на легонькой передвижной
лесенке и в совершеннейшем упоении глотаю книжную пыль.
Внизу Ольга щиплет перчатку цвета крысиных лапок.
– Нет, Ольга, этого вы не можете от меня требовать!
Она продолжает отдирать с левой руки свою вторую кожу.
— Итак, вы хотите, чтобы я поделился с прислугой этим ни с чем не
сравнимым наслаждением? Вы хотите, чтобы я позволил моей прислуге раз в
неделю перетирать мои книги? Да?..
– Именно.
– Ни за что в жизни! Она и без того получает слишком большое
жалованье.
-Марфуша!
От волнения я теряю равновесие. Мне приходится, чтобы не упасть,
выпустить из рук тряпку времен Гомера и уцепиться за шкаф. Тряпка несколько
мгновений парит в воздухе, потом плавно опускается на Ольгину шляпу из
жемчужных перышек чайки.
О, ужас, античная реликвия черной чадрой закрывает ей лицо!
Ольга давится пылью, кашляет, чихает.
Со своего „неба“ я бормочу какие-то извинения. Все погибло. С земли до
меня доносится:
– Марфуша!
Входит девушка, вместительная и широкая, как медный таз, в котором мама
варила варенье.
– Будьте добры, Марфуша, возьмите на себя стирание пыли с книг. У
Владимира Васильевича на это уходит три часа времени, а у вас это займет не
больше двадцати минут.
У меня сжимается сердце.
– Спускайтесь, Владимир. Мы пойдем гулять.
Спускаюсь.
-Ваша физиономия татуирована грязью.
Моя физиономия действительно „татуирована грязью“.
– Вам необходимо вымыться. Работает ли в вашем доме водопровод? Иначе
я понапрасну отсчитала шестьдесят четыре ступеньки.
– Час тому назад водопровод действовал. Но ведь вы знаете, Ольга, что
в революции самое приятное — ее неожиданности.
7
Мы идем по Страстному бульвару. Клены вроде старинных модниц в больших
соломенных шляпах с пунцовыми, оранжевыми и желтыми лентами.
Ольга берет меня под руку.
– Мои предки соизволили бежать за границу. Вчера от дражайшего папаши
получили письмецо с предписанием „сторожить квартиру“. Для этого он
рекомендует мне выйти замуж за большевика. А там, говорит, видно будет.
По небу раскинуты подушечки в белоснежных наволочках. Из некоторых
высыпался пух.
У Ольги лицо ровное и белое, как игральная карта высшего сорта из новой
колоды. А рот — туз червей.
– Хочу мороженого.
Я отвечаю, что Московский Совет издал декрет о полном воспрещении
„продажи и производства“:
…яства, к которому вы неравнодушны.
Ольга разводит плечи:
– Странная какая-то революция.
И говорит с грустью:
— Я думала, они первым долгом поставят гильотину на Лобном месте.
С тонких круглоголовых лип падают желтые волосы.
-А наш конвент, или как он там называется, вместо этого запрещает
продавать мороженое.
Через город перекинулась радуга. Веселенькими разноцветными подтяжками.
Ветер насвистывает знакомую мелодию из венской оперетки. О какой-то чепухе
болтают воробьи.
https://lib.ru/RUSSLIT/MARIENGOF/cynix.txt
Комментарии закрыты.