Поэты Минска и Лиды

Поэты Минска – „Союз писателей“

Елизавета Полеес, Инесса Ганкина, Галина Андрейченко

 

Елизавета Полеес

 

За что можно драться на свете на белом?

За почести? Деньги? За бренное тело?

За родину? Славу? За честь и бессмертье?

Но меч – не бессмертья оружье, а смерти.

 

А в жизни стремительно всё, преходяще.

Мгновенье одно мы зовём настоящим,

А всё остальное – быль, прошлое, сказка.

Но всё же меняем мы лица на маски

 

И, прежних себя не всегда уже помня,

За новой химерой стремимся в погоню,

Не видя, как дни улетают поспешно…

И всё-таки в мире прекрасном и грешном,

 

Бороться, наверное, должно и нужно –

За белое облако в небе жемчужном,

За светлое утро, за вечер погожий –

Чтоб мы на людей стали больше похожи…

Архив

 

Инесса Ганкина

 

Я отвечаю за кровь и генетической код

(состав, проценты и доли).

Я отвечаю за распятие и за Исход,

за килограммы слов и за тонны боли.

Я отвечаю за Библию и за Коран,

возможно, еще немного за Агни-йогу.

Я отвечаю за Второй и за Первый Храм,

и за дорогу к Третьему, лишь за дорогу…

Я отвечаю за «Одиссею»,

Хиросиму, Эйнштейна, Моисея.

Я отвечаю от рождения до могилы

за бессилье и направление силы.

Я отвечаю за дела и мысли, за всё,

что от меня зависит.

Но, вернувшись в начало, за кровь

и генетический код я не отвечаю.

Архив

 

Галина Андрейченко

* * *

 

Защитился портрет пыльцой,

Времена берегут лицо,

Дождь оплакал в конце концов,

А дорога юлит трусцой.

 

Я сменяюсь тобой? — Почти.

Не помочь никому. Прости.

К откровеньям твоим пути

Ответвились от памяти.

 

Я – как всадник без головы,

До рождения с ней на «вы»,

И следов доживают швы

На бестрепетности травы.

 

Перешило сюжет былье,

Пьесы тупится острие,

А в глухой глубине ее

Не смолчит на стене ружье.

Лидское „Суквецце“

Алла Юшко, Смарагд Сливко, Валерий Мацулевич, Александр Мацулевич, Ирина Маркевич, Ирина Бороздина

 

Алла Юшко

Мелькают дни, бегут года,

Из жизни мы уходим в вечность.

И кто нам скажет, что же там:

Растленье тел или бессмертье?

Опять вернемся мы сюда,

Росточком нежным пробиваясь,

А может, рокотом прибоя

Иль птицей в небо улетая.

Ведь говорят, в земле лишь тело,

Душа уходит в небеса.

А если так, то жизнь бессмертна

И вечность эта не страшна.

 

Смарагд Сливко

У Кургана

Кусты, деревья распускают почки,

Вот- вот расцветится разбуженный Курган.

За именами и фамилиями- точки

Раскроют биографии туман.

 

Идет вся Лида, словно на молебен.

Курган -один. К нему же сто путей.

Как будто бы над ним кружится лебедь,

Сзывая стаю гордых лебедей.

 

Здесь даже воздух холодом наказан,

Здесь все- от вдов, отцов и матерей.

Здесь каждый болью, памятью повязан,

Как нежной пеленушкой с детских дней.

 

Вот я стою. Горит огонь, он вечный.

Здесь прах родных и братьев, и отца.

А я, живущий и пока безвестный,

Вдыхаю запах страшного свинца.

 

Спасибо Вам. Всемирное спасибо.

Мы песню Вам торжественно поем,

Не только лишь за славный город Лиду,-

За все, что бьет живительным ключом.

 

Кусты, деревья распускают почки,

Вот – вот расцветится разбуженный Курган.

Символ скорби ветер обнимает сочный,

Смывая слез торжественный туман.

 

Валерий Мацулевич

Мне летчик сказал…

Мне летчик сказал: «Научившись летать,

Уже не летать будет сложно».

Я знаю – стихи наловчившись писать,

Уже не писать невозможно.

 

Пусть мне говорят, что стихи – лишь мираж,

Займись поважнее делами –

Я рифмой ввинчусь, выжимая форсаж,

Туда, где бисквит с облаками.

 

Неважно, что к небу быстрей долетит:

Строка иль стрела самолета.

Изъята навеки, душа там лежит –

Поэта душа и пилота.

 

Александр Мацулевич

Скрыпка Цымермана

Пылiцца  цi не рана

сяброу҇цы стогадовай?

На скрыпцы Цымермана

irpae, бы на новай.

 

Калiсь на „цымерманках“

irpaлa у҇ся Расiя…

У хаце, за фiранкай,

гучыш ты з новай сiлай.

 

У моцевiцкай хаце

гучыць старая скрыпка –

нiбы блiшчыць каханне

у҇  вачах акон icкрынкай.

 

За лёгкасцю фiранак

чуваць яе гучанне –

стварэнне Цымермана

каханне абуджае.

 

Ирина Маркевич

Майский вечер

 

Солнце за горочку тихо садится,

Тень от деревьев длинней и длинней.

Ветер за лес улетел. И не спится,

Парню, которому пел соловей.

 

Вышел на берег он, ждет на мосточке

Ту, о которой мечтает давно.

Шепчут ему молодые листочки:

«Краше ее нет нигде ни одной».

 

Тихо вздыхает парнишка над речкой,

Грустно ему, что опять не пришла.

Что ж ты, красавица, мучишь сердечко?

Разве  орла ты другого нашла?

 

Ирина Бороздина

Счастье и горе

Не помню, где

когда

и по какому совпадению

то ли по случаю

или везению.

счастье с горем – повстречались.

Не знали даже, что сказать,

так растерялись.

 

Стояли долго и смотрели друг на друга

со дня созданья мира, – верные подруги.

И   вот теперь,

глаза у счастья весело светились,

уложенные локоны блестели, вились.

Походка важная и гордый, сытый взгляд.

У счастья все дела идут на лад.

А горе -не причёсано, не мыто

и кем-то много раз побито,

в одежде обветшалой и большой—

смотрело под ноги,

поникшей головой.

Ну что сказать?

Ведь горю -счастья не видать.

И вдруг, увидев, дом,

стоящий к ним фасадом,

зашли в него

и тихо сели рядом.

Вот так, с тех пор,

и ходят друг за дружкой,

две неразлучные моей судьбы подружки.

 

Архив журнала

 

Комментарии закрыты.